Старик и море… вина

Эрнеста Хемингуэя обычно представляют себе седобородым стариком в клетчатой рубашке и шейном платке, который пьет с кубинскими рыбаками ром, мохито и виски или показывает своим кошкам, как правильно приготовить коктейль с водкой. Но было ведь время, когда рано повзрослевший, но всё еще молодой, высокий, красивый, плечистый и румяный иностранный корреспондент «Торонто Стар» приехал с женой в Париж, где жили «самые интересные люди на земле», а послевоенный курс франка к доллару позволял доставлять себе мелкие радости жизни.
«Мы ели вкусно и недорого, пили хорошее недорогое вино, хорошо спали – в тепле, вместе и любили друг друга». В Париже тогда было принято закупаться вином на специальном рынке на набережной Сены, недалеко от квартала Сен-Жермен, а винный склад в Берси был самым крупным винным рынком в мире. Туда свозили бочки со всей Франции, вино смешивали и разливали по бутылкам (столовое вино начнут разливать по бутылкам там, где оно было изготовлено, только в 1970е годы).
В послевоенной Европе пить вино значило радоваться жизни, заново отыскивая ее смысл. Не стоит забывать, что Хемингуэй успел повидать за свою короткую жизнь такое, чего никому не пожелаешь: выносил останки людей из разбомбленного госпиталя, в 18 лет попал под минометный обстрел, когда нес шоколад солдатам на передовую. Из него извлекли 26 осколков, заменили простреленную коленную чашечку алюминиевым протезом, а всего на его теле было более двухсот ран. Кроме того, он узнал горечь отвергнутой любви, отравившую его на всю жизнь. И вот этот человек попал на «Праздник, который всегда с собой», где пьют шампанское «Мумм» или «Перье-Жуэ» – «вино, делающее таким счастливым»
Именно в Париже Эрнест Хемингуэй познакомился с другим американцем – Фрэнсисом Скоттом Фицджеральдом, который предложил ему сгонять на машине до Лиона и обратно. Машина была подержанным «Рено» без крыши. На обратном пути из Лиона путешественников застиг дождь, и им пришлось искать убежища в Маконе. «В Маконе я купил четыре бутылки превосходного вина, которые я откупоривал по мере надобности. Не уверен, что Скотт когда-либо раньше пил вино из горлышка, это его возбуждало», – вспоминал потом Эрнест. Некоторое время спустя, когда они вернулись, Фицджеральд заболел, у него поднялась температура, и Хемингуэй советовал ему лечиться белым «маконом», поскольку лучшего лекарства, чем белое терпкое вино с небольшим содержанием алкоголя, не существует.
Надо сказать, что Хемингуэю нравились все вина, кроме сладких и десертных. На этом основании некоторые снобы считают его невеждой, которому всё равно, что пить. Литературоведы же, с лупой читавшие его произведения, наоборот, видят в Эрнесте знатока, который никогда не спутает «шатонёф-дю-пап» с «сент-эмильоном» или «шато-марго». Он в самом деле предпочитал белые вина: «шабли», «сансер», «монтаньи», «макон», а вина из области Бон пил перед тем, как почитать, а потом лечь в постель со своей женой Хедли. Другое дело, что Хемингуэй дорожил своей репутацией вольного бродяги и больше всего боялся прослыть «рыбой-прилипалой богатеев», поэтому он не гнушался тем, что привык пить простой народ: «В Тулузе мы пили доброе вино из Кагора — из кружек, штофов или графинов, обычно разбавляя водой на треть. Дома, над лесопилкой, у нас было известное, но недорогое корсиканское вино. Оно было таким крепким, что, разбавь его водой хоть наполовину, оно не становилось совсем уж безвкусным.»
Другой важной парижской встречей стало знакомство с Гертрудой Стайн, направлявшей своими советами молодых писателей, хотя Хемингуэй с ней довольно скоро рассорился. Однажды мисс Стайн пожаловалась хозяину автомастерской на то, как медленно работают его люди: она бог знает когда отдала им починить «Форд Т», у которого барахлит зажигание, и до сих пор не готово! Хозяин отчитал механика, который был призывником 1918 года, обронив в том числе такую фразу: «Вы — потерянное поколение!» Стайн очень понравилось это определение, которое она стала применять к Хемингуэю и его друзьям – молодым людям, прошедшим войну, которые ничего не уважают и убивают себя выпивкой. Хемингуэй в самом деле пережил тяжелую депрессию, вернувшись из госпиталя, и год не работал, существуя на пособие за ранения. Если бы не открывшийся в нем литературный талант, он в самом деле мог бы спиться, как многие его ровесники, утратившие жизненные ориентиры. Однако Эрнест всячески опровергал формулу ветеран=алкоголик, уверяя, что на его поколение наговаривают. Однажды он провел полдня с Джеймсом Джойсом, «мы заказывали сухое шерри, хотя вы читали, что мы пили исключительно белое швейцарское вино». Про Фицджеральда он говорил, что его трудно назвать алкоголиком, потому что пить Скотт совершенно не умеет. «В Европе мы считали тогда вино обычной и здоровой пищей, а еще большим источником счастья, благополучия и удовольствия. Пить вино не было ни признаком снобизма или утонченности, ни своего рода религией, – это было так же естественно, как есть, а для меня и в той же мере необходимо.» И всё-таки коктейль «кровавая Мэри» был изобретен специально для Хемингуэя.